Начало наркомании где-то тут.
И совсем чуть-чуть здесь.Жизнь - боль, слезы, Ганс, отчаяние.
Welcome to Hell!
Тут разум совсем off...
Дверь стояла в гордом одиночестве посреди поля. Дорожка, выложенная отвратительно желтым кирпичом, боязливо огибала дверь по дуге и уводила ребят дальше, к пересечению трех дорог, на распутье которых возвышался огромный валун с намалеванными на нем веселой розовой краской пояснениями.
Налево пойдешь - смерть найдешь,
Направо пойдешь - коня потеряешь,
Прямо пойдешь - о камень навернешься. Не тупи и обойди.
Какое-то время Гретель внимательно изучала камень с намалеванными на нем предупреждениями, а Ганс с видом донельзя одухотворенным колупался в носу и меланхолично грыз остатки меча-леденца.
- Куда пойдем?
- Налево, - уверенно заявил братец Ганс.
- Уж кто бы сомневался, - хихикнула Гретель, закатив глаза.
Долго ли коротко ли тащились наши путешественники по дороге, ведущей, если верить указателю, к обиталищу смерти, но в итоге пришли к какому-то заросшему озерцу, над которым тучами роились комары и мошки. Из кустов вылетели две утки, несущие прут, за который уцепилась лягушка-квакушка. Им вслед раздалось мгногоголосое прощальное кваканье.
Утомленный дальней дорогой Ганс тут же припустил к воде, где долго и упорно отмывался от сажи и копоти. Гретель же, раздраженно отгоняя настырных насекомых, настороженно оглядывалась и хмурилась.
Вдруг вода в озере забурлила, и на поверхности показались две очаровательные головки. Любопытные глазенки уставились на Ганса, радостно плескавшегося на мелководье. Рыцарь был юн и бесконечно прекрасен. Темные кудри его мокрыми сосульками топорщились во все стороны, благородно глядели зеленые глазищи, и в свете полуденного солнца радостно блеснул своей леденцовой поверхностью сломанный клинок. Русалки захихикали. Так могла бы смеяться старая ржавая калитка, если бы у нее вдруг нашелся повод (и весьма мерзенький) для смеха. Рыцарь испуганно дернулся и во все глаза уставился на двух уверенно подгребавших к нему девиц. В мутной воде мелькнул мощный рыбий хвост, но Ганс не успел его разглядеть - девичьи пальчики уже вцепились в его рубашку и настойчиво потащили следом за улыбчивой блондинкой, завлекающей его подальше от берега. В затылок ему уже радостно дышала брюнетка, крепко обнимая и скрипуче хихикая. Польщенный таким вниманием юноша попробовал было выкрутиться из сильных девичьих объятий, даже заявил, что нельзя ему купаться с девицами, пусть даже они хоть сто раз красавицы - у него обеты, клятвы, да и в далеком королевстве, в башне его ждет та Единственная, что вышивает на простынях какао-мотивы и по первому его зову свешивает из окна свою радужную косу.
Русалки обиженно дули губы, но попытки заманить рыцаря в тенистую заводь не оставляли. Как и выбора - это с виду они выглядели хрупкими и совершенно беззащитными, а на деле Гансу казалось, будто бы сейчас эти холодные девичьи пальчики его задушат как куренка.
Гретель, до поры до времени бродившая по берегу в поисках подсказок, раздосадованная вернулась обратно. Как раз вовремя - Ганс уже хрипел и в отчаянии молотил по воде руками и ногами, силясь вырваться из крепкой русалочьей хватки.
- Стоять, никому не двигаться! - Проорала напуганная Гретель, вскидывая кольцо и все пытаясь придумать, как бы ей так извернуться, чтобы и братца непутевого спасти, и от нечисти озерной избавиться, и волшебное слово узнать.
Ганс послушно замер, пуская пузыри и настороженно кося взглядом на ласково и нежно душащую его в своих объятиях русалку, хмуро наблюдавшую за Гретель. Вторая, до этого игриво щекотавшая бедолагу, посмотрела на девицу с вызовом - мол, и что ты нам сделаешь, человечка? Ганс осторожно булькнул что-то, но русалки, оскалившись, заставили его умолкнуть.
- Я предлагаю вам честный обмен. Бартер, - торопливо пояснила Гретель, опустила руку с кольцом и натянуто улыбнулась.
Русалки пробежались по ней заинтересованными взглядами, но, не найдя для себя ничего ценного, сердито зашипели. Гретель, не переставая улыбаться, дрожащими руками открыла мешочек с деньгами, что выдал ей на прощанье дракон, и высыпала часть на ладонь. Золотые и серебряные монетки, блестевшие на солнце как рыбьи чешуйки, с тихим звоном перекочевали в девичью ладошку и замерли, ожидая приговора.
Одна из русалок, жадно разглядывая красивые кругляшики, как завороженная подплыла ближе. И еще. Потом еще... Хитрая Гретель в воду не заходила, ожидая, пока русалка подплывет к самому берегу и вытянет ручки, требуя отдать блескучие кругляшики. Ссыпав горсть звенящих монеток в загребущие русалочьи ручонки, Гретель наблюдала, как блондинистая чертовка играючи пересыпает их и завороженно разглядывает, а затем вдруг резко ухватила русалку за руку и, пристально разглядывая кукольное личико, поинтересовалась:
- И что мне за это будет?
- С-слово, - жалобно проскрипела русалка и, дождавшись, когда хватка ослабнет, отплыла подальше и нырнула.
Ганс, до поры до времени старавшийся прикинуться не то корягой, не то тиной болотной, нетерпеливо завозился. Темноволосая русалка, недовольно зашипев, покрепче обвила его своими холодными, как у лягушки, конечностями. Всеми. Включая хвост. Даже если это и не конечность.
Гретель достала из порядком опустевшего кошелька еще одну монетку и повертела ее в руках, наблюдая, как алчно наблюдает русалка за игрой света на ее поверхности. Ганс что-то прохрипел, в очередной раз погружаясь в воду по самое не балуй. Русалка, чуть ослабив хватку, довольно хихикнула ему прямо в ушко, но отпускать явно не собиралась.
Время шло. Ганс дрожал в объятиях темноволосой сельди от холода, голода и желания сдохнуть.
Гретель тоже нервничала, но старательно делала вид, что жизнь прекрасна.
Блондинистая курва, уплывшая на поиски волшебного слова возвращаться не желала...
И вдруг у самого берега тихо, почти без всплеска, вынырнула очаровательная девичья головка. Судя по виду - довольная собой до невозможности. На шее у нее поблескивало монисто из наспех набранных на нитку монет. Русалка небрежным жестом откинула назад волосы, открывая вид на лебединую шею, украшенную такой красотой, и, не заметив на лице Гретель и тени удивления или зависти, обиженно швырнула на берег два бутылька - красный и синий - а затем развернулась и, взметнув хвостом тучу брызг, уплыла по своим делам - хвастаться перед товарками новым приобретением.
Гретель, мысленно призвав на блондинистую голову все казни египетские, торопливо подхватила красный бутылек, игнорируя синий, и, с трудом откупорив, вытащила свернутую в трубочку бумажку, на которой красовалось волшебное слово. Первое из тех, что им предстояло найти.
За спиной кто-то ругнулся и принялся барахтаться в воде. Гретель обернулась и увидела братца, с немым укором наблюдающим за ней. Русалка, до этого ласково напевавшая ему что-то, теперь хохотала и то и дело норовила защекотать бедолагу, честно старавшегося не ржать, чтобы не наглотаться воды.
- Глушилос динамитос, - безжалостно выплюнула Гретель давно заученное заклинание.
Русалочий визг и ярко алая вспышка дезориентировали бедного Ганса, но тем активнее он замолотил по воде руками и ногами, пока кто-то добрый не ухватил его за ворот рубашки и не потащил в сторону берега.
В этот раз они направились по широкой дороге, ведущей к возвышающимся на горизонте скалам. Бодрый Ганс, все еще мокрый, с противно хлюпающей в сапогах водой и квакающей где-то под рубашкой лягухой, усадил сестрицу на спину своего боевого коня, которого тащил на поводу. Тоскливый путь в неизвестность он (Ганс, а не конь) скрашивал песнями, плясками и бородатыми анекдотами.
Какое-то время дорога тянулась ровной стрелой, пока не добралась до мрачных отвесных скал, меж которыми принялась петлять как пьяный вусмерть сосед дядя Вася. Деревянный конь жалобно скрипел и цеплялся колесами за камни и выбоины - качество ужасающе желтой дороги оставляло желать лучшего. Наконец, дорога уперлась в устрашающего вида пещеру. Над входом нависали острые, больше похожие на клыки зубцы, словно и не пещера это вовсе, а чей-то приглашающе распахнутый зев.
Ганс прекратил грызть обломок меча-леденца и с тоской посмотрел на сестру. Гретель же, вздохнув, соскочила с коня, поправила юбки и с видом настоящей покорительницы пещер всех форм, размеров и степеней заселенности монстрами направилась в пещеру. Ее братец нехотя потрусил следом, тягая за собой подпрыгивающего на неровностях и пугливо скрипящего коня.
Чем-то нестерпимо завоняло.
- Ганс! - Возмутилась Гретель.
- Это не я, - с видом оскорбленной невинности уверил сестру юный рыцарь.
Короткий кишкообразный тоннель вывел ребят в просторную пещеру, по стенам которой кто-то навесил магических светильников самых разных форм - здесь можно было увидеть и каменные, словно выдолбленные прямо в стене светильники устрашающего дизайна, и легкие, ажурные, покрытые лепниной и толстым слоем позолоты. У дальней стены на огромном каменном ложе стоял богато украшенный затейливой резьбой и каменьями ларец. Его охраняли три нескладных уродца с непропорционально длинными руками. Гретель поежилась, разглядывая маленькие головы, лишенные даже намеков на лица. Порядком перетрусивший Ганс боязливо жался к коню и нетерпеливо дергал сестру за рукав, нашептывая ей на ухо, что пора бы и честь знать: поглядели - и будет с них.
- Ты рыцарь или кто? - Возмущенно прошипела Гретель, - Мне за тебя стыдно.
- Рыцарь, - тяжко вздохнув, согласился Ганс и тут же добавил, - Но жить так хочется, сестрица, а сражаться с... этими - не очень, если честно.
"Эти" вдруг вздрогнули и как по команде повернули головы в сторону ребят. Из широких беззубых ртов высунулись глазастые языки. Раздался угрожающий рык. Юный отрок всхлипнул и попытался позорно бежать из пещеры. Если б не конь, о которого он запнулся, ему бы это удалось, а так... пришлось отступать ползком, дрожа как осиновый лист и поскуливая от саднящей боли в разбитых коленках. Девица же, охнув, швырнула в ближайшего к ней наляпа мешочком с золотом. Тот саданул уродца по единственному глазу и с размаху впечатался ему в голову. Наляп завопил. Да так, что у Гретель заложило уши.
Ганс громко читал молитвы, изредка сбиваясь на проклятия и трехэтажные ругательства, и под прикрытием своего верного деревянного коня как мог отбивался от наседавших на него наляпов. Но те как будто и не замечали жалких попыток юноши размазать их по стенке топорным и обычно действенным Гробулисом. Вместо оторванных конечностей тут же вырастали новые, а дыры в их плоти зарастали быстрее, чем Ганс успевал проорать следующее заклинание.
- Мы все умрем, - обреченно взвыл парень и приготовился уж было к красивой смерти с мечом-леденцом в руке, но крик Гретель заставил отвлечься от столь грустных мыслей. Он готов был кому угодно продать, подарить или даже подкинуть тяжелое бремя сказочного героя, но, как назло, ни одного претендента на эту роль рядом не оказалось. Нужно было бороться. Бороться!
Ганс, едва не пропустив тяжелый удар, тут же пнул ближайшего наляпа под колено, проскочил под рукой у второго и, нагло пользуясь медлительностью обоих, резво поскакал на выручку сестре.
- Эй, ты, меднолобый! Прекрати обижать девушку, чудище безмозглое! Сражайся со мной!
Кто бы что ни говорил, но сейчас рыцарь Ганс был смел и прекрасен. И пусть голос его дрогнул, когда оскорбленный истукан вдруг взревел и попер на него в атаку, но зато и Гретель смогла улизнуть. И, пока ее братец, бегая по пещере кругами, квадратами и даже треугольниками, отвлекал на себя внимание монстров, тенью скользнула к ларцу. Крышка откинулась нехотя, с громким надсадным скрипом. Девушка настороженно покосилась на рычащих наляпов, но те были слишком заняты безуспешной погоней за шустрым и потому неуловимым мальчонкой, да и слух у них оставлял желать лучшего. Хотя обидные ругательства, щедро раздаваемые Гансом, они слышали прекрасно. Возможно потому, что парнишка орал так, что порой заглушал даже рев самих наляпов.
Гретель, не теряя времени, ухватила одиноко лежащую на дне ларца бумажку, скользнула по ней взглядом и, подхватив по пути кошель с деньгами, ринулась к выходу. Потрепанный Ганс, лихо ткнув одному из наляпов в глаз огрызком меча, махнул на прощанье рукой и, ухватив верного коня за повод, что есть духу припустил следом за сестрой. Наляпы, тяжело переступая, пустились вдогонку за ворами, но куда им до шустрых ребят, во весь опор несущихся по петлявшей как стрелянный заяц дороге.
Прежде, чем свернуть на еще неизведанную правую дорожку, брат с сестрой долго переводили дух, сидя у дорожного камня. От наляпов они оторвались, но кто мог гарантировать, что обиженные монстры не пустятся за ними по следу? Гретель первая поднялась и, волоча за руку упиравшегося братца, потащила беднягу туда, где наверняка обитали цыгане, охочие до чужих коней.
Дорога из порядком надоевшего желтого кирпича привела братца с сестрой в лес, где с дубов-колдунов облетала листва, а сосны и ели кидались в редких путников шишками, белками и прочим мелким зверьем. Сама же дорога (а теперь уже скорее тропинка), попетляв какое-то время меж деревьев, совсем затерялась в траве, лишь изредка дразнясь желтыми бликами своих кирпичей, то и дело мелькавших здесь и там. Но пытка бездорожьем, характерным для российской глубинки, наконец, закончилась и вывела ребят на широкую поляну, посреди которой возвышался огромный, в человеческих рост, гриб невозможно лилового, в голубую крапинку, цвета. На грибу возлежал старый бородатый лешак, лениво жующий кусочек своего ложа. Дедуля внимательно следил за приближающейся группой юных вандалов, успевших напакостить в его владениях, а теперь вот густо краснеющих и смущенно шаркающих ножками.
С виноватым видом Ганс протянул лешему обгызенный кусок меча-леденца и пробормотал что-то традиционное про век, зиму, а потом, чуть помявшись, от себя добавил извинения за шум и причиненные неудобства.
- Ну? - Скрипучий голос лешего был строг, а тяжелый взгляд уже просверлил у Ганса с Гретель в голове по дырке, - Чавой-то приперлись? Зверей мне распугали. Хулиганье... Ежей зачем пинал, охальник?
Парнишка что-то смущенно пробормотал, развел руками и пристыженно умолк, с надеждой покосившись на сестру. Гретель очень вежливо, но крайне настойчиво потребовала у Хозяина леса волшебное слово. Леший задумчиво повертел в руках меч-леденец, осторожно лизнул его, удовлетворенно хмыкнул, но отвечать на вопросы закипающей девицы не спешил - уж больно забавно девчонка сердилась.
На удивление ловко соскочив с гриба, дедуля неторопливо обошел детишек, подошел к Гансову коню и долго осматривал его со всех сторон, изредка горестно качая головой и что-то бормоча себе в бороду. Рыцарь заметно нервничал, но молчал, наблюдая за тем, как леший поскреб лошадиную спину, где затейливым шрифтом было выжжено "Мастерская папы Карло".
- Коня оставьте и можете идти, - сказал, наконец, леший, отдавая девице бересту с нацарапанным на ней словом и уже размышляя о том, как бы отвадить проклятого Карло от своего леса. А то повадился, гад, деревья направо и налево рубить, да буратинок со свистульками в массовом порядке стругать. Эдак скоро волшебных деревьев тут совсем не останется - одни грибы галлюциногенные. Да и на те уже гусеницы-переростки из страны Чудес зарятся. Наркоманы чертовы...
- Кев, - поспешно пробормотала Гретель, перехватив задумчивый взгляд лешака.
Ганс же, услышав про коня, побледнел, упал на колени и, воздев руки к небу, дурным голосом завопил:
- ЗА ЧТОООО?! Почему ты забираешь его? Не-е-е-ет!..
Леший, удивленно покосился на рыдающего рыцаря, катавшегося по земле и в истерике сучившего ножками.
- Ганс, ну, не плачь - я куплю тебе нового, - пообещала Гретель, безуспешно пытаясь поднять на ноги вконец расклеившегося братца.
- Но я хочу этого, - капризно заявил парнишка и, надув губы, вцепился в конячий веревочный хвост.
Леший, собравшийся уж было по тихой грусти увести конягу, сердито дернул за уздечку и, нахмурившись, протащил коня с прицепившимся к нему мальчонкой через всю поляну. Гретель безуспешно пыталась отодрать братца от игрушки.
Вдруг из маминой из спальни, кривоногий и хромой... нет, не надейтесь, Мойдодыр живет далеко от волшебного леса и местных зверюшек своей кривоногостью не распугивает.
Но на поляне вдруг появилась, грозно сверкая слюдяными глазенками, самая настоящая лешачиха. Уперев руки в крутые бока, поросшая мхом старушка с морщинистой, как кора дерева, кожей пришла на поляну и навела шороху.
Гретель охнула и отпустила ногу брата. Ганс выругался и, резко присмирев под тяжелым взглядом лешачихи, отпустил конячий хвост и замер, распластавшись на траве как дохлый осьминог.
- Ты обедать идешь? - Проскрипела старуха, грозно зыркнув на своего лешака из-под кустистых бровей. Бородач как-то резко осунулся и, разом превратившись из Хозяина леса в какого-то забитого мужичонку, покорно потрусил в лес, уводя с собой деревянную лошадку.
Лешачиха же цыкнула на завозившегося Ганса, чем ввергла его в неописуемый ужас, и только после этого, тяжело переваливаясь, скрылась в чаще.
Последние метры до двери пришлось бежать - едва Гретель с Гансом доползли до камня-указателя, как на прямой как стрела дороге показались три уродливые фигуры. Они медленно и тяжело бежали, от их поступи сотрясалась земля и трясся Ганс. Его сестрица, прикинув что-то в уме, вовсю неслась к одиноко торчащей средь поля двери, криками подгоняя брата.
У двери оба судорожно копались в ворохе бумажек с нацарапанными на них словами.
- Руки, руки... Почему тут одни сплошные руки? - В панике кричал на сестру Ганс, с ужасом наблюдая за медленно, но верно приближавшимися фигурами.
- Тихо, - резко оборвала его Гретель и долго рассматривала бумажки, словно гипнотизируя, пока, наконец, ее лицо не прояснилось, озаренное какой-то догадкой.
Ганс, поскуливая от страха, рыскал поблизости в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать как оружие.
Кто-то победоносно взревел.
Нет, это были не наляпы, хотя они почти нагнали детей.
Гретель, хищно оскалившись, воздела руки к небу и уверенно произнесла:
- Рука руку моет.
Ничего не произошло. Дверь не открылась, не рухнула, не взорвалась, не исчезла...
Совсем рядом победоносно взревели уже наляпы.
Кажется, заплакал Ганс.
Гретель, нахмурившись, подергала дверь. Не поддалась.
Гретель рассерженно пнула ее, вымещая злобу за все, что с ними тут приключилось.
Дверь приоктрылась с тихим скрипом.
Рядом победоносно взревел Ганс.
Не долго думая, ребята толкнули дверь и, ворвавшись внутрь, как можно быстрее навалились с той стороны, отгораживаясь от тягот этого иллюзорного мира.
Дверь дрогнула. С той стороны разочарованно взвыли наляпы.
Тут разум совсем off...
Дверь стояла в гордом одиночестве посреди поля. Дорожка, выложенная отвратительно желтым кирпичом, боязливо огибала дверь по дуге и уводила ребят дальше, к пересечению трех дорог, на распутье которых возвышался огромный валун с намалеванными на нем веселой розовой краской пояснениями.
Налево пойдешь - смерть найдешь,
Направо пойдешь - коня потеряешь,
Прямо пойдешь - о камень навернешься. Не тупи и обойди.
Какое-то время Гретель внимательно изучала камень с намалеванными на нем предупреждениями, а Ганс с видом донельзя одухотворенным колупался в носу и меланхолично грыз остатки меча-леденца.
- Куда пойдем?
- Налево, - уверенно заявил братец Ганс.
- Уж кто бы сомневался, - хихикнула Гретель, закатив глаза.
Долго ли коротко ли тащились наши путешественники по дороге, ведущей, если верить указателю, к обиталищу смерти, но в итоге пришли к какому-то заросшему озерцу, над которым тучами роились комары и мошки. Из кустов вылетели две утки, несущие прут, за который уцепилась лягушка-квакушка. Им вслед раздалось мгногоголосое прощальное кваканье.
Утомленный дальней дорогой Ганс тут же припустил к воде, где долго и упорно отмывался от сажи и копоти. Гретель же, раздраженно отгоняя настырных насекомых, настороженно оглядывалась и хмурилась.
Вдруг вода в озере забурлила, и на поверхности показались две очаровательные головки. Любопытные глазенки уставились на Ганса, радостно плескавшегося на мелководье. Рыцарь был юн и бесконечно прекрасен. Темные кудри его мокрыми сосульками топорщились во все стороны, благородно глядели зеленые глазищи, и в свете полуденного солнца радостно блеснул своей леденцовой поверхностью сломанный клинок. Русалки захихикали. Так могла бы смеяться старая ржавая калитка, если бы у нее вдруг нашелся повод (и весьма мерзенький) для смеха. Рыцарь испуганно дернулся и во все глаза уставился на двух уверенно подгребавших к нему девиц. В мутной воде мелькнул мощный рыбий хвост, но Ганс не успел его разглядеть - девичьи пальчики уже вцепились в его рубашку и настойчиво потащили следом за улыбчивой блондинкой, завлекающей его подальше от берега. В затылок ему уже радостно дышала брюнетка, крепко обнимая и скрипуче хихикая. Польщенный таким вниманием юноша попробовал было выкрутиться из сильных девичьих объятий, даже заявил, что нельзя ему купаться с девицами, пусть даже они хоть сто раз красавицы - у него обеты, клятвы, да и в далеком королевстве, в башне его ждет та Единственная, что вышивает на простынях какао-мотивы и по первому его зову свешивает из окна свою радужную косу.
Русалки обиженно дули губы, но попытки заманить рыцаря в тенистую заводь не оставляли. Как и выбора - это с виду они выглядели хрупкими и совершенно беззащитными, а на деле Гансу казалось, будто бы сейчас эти холодные девичьи пальчики его задушат как куренка.
Гретель, до поры до времени бродившая по берегу в поисках подсказок, раздосадованная вернулась обратно. Как раз вовремя - Ганс уже хрипел и в отчаянии молотил по воде руками и ногами, силясь вырваться из крепкой русалочьей хватки.
- Стоять, никому не двигаться! - Проорала напуганная Гретель, вскидывая кольцо и все пытаясь придумать, как бы ей так извернуться, чтобы и братца непутевого спасти, и от нечисти озерной избавиться, и волшебное слово узнать.
Ганс послушно замер, пуская пузыри и настороженно кося взглядом на ласково и нежно душащую его в своих объятиях русалку, хмуро наблюдавшую за Гретель. Вторая, до этого игриво щекотавшая бедолагу, посмотрела на девицу с вызовом - мол, и что ты нам сделаешь, человечка? Ганс осторожно булькнул что-то, но русалки, оскалившись, заставили его умолкнуть.
- Я предлагаю вам честный обмен. Бартер, - торопливо пояснила Гретель, опустила руку с кольцом и натянуто улыбнулась.
Русалки пробежались по ней заинтересованными взглядами, но, не найдя для себя ничего ценного, сердито зашипели. Гретель, не переставая улыбаться, дрожащими руками открыла мешочек с деньгами, что выдал ей на прощанье дракон, и высыпала часть на ладонь. Золотые и серебряные монетки, блестевшие на солнце как рыбьи чешуйки, с тихим звоном перекочевали в девичью ладошку и замерли, ожидая приговора.
Одна из русалок, жадно разглядывая красивые кругляшики, как завороженная подплыла ближе. И еще. Потом еще... Хитрая Гретель в воду не заходила, ожидая, пока русалка подплывет к самому берегу и вытянет ручки, требуя отдать блескучие кругляшики. Ссыпав горсть звенящих монеток в загребущие русалочьи ручонки, Гретель наблюдала, как блондинистая чертовка играючи пересыпает их и завороженно разглядывает, а затем вдруг резко ухватила русалку за руку и, пристально разглядывая кукольное личико, поинтересовалась:
- И что мне за это будет?
- С-слово, - жалобно проскрипела русалка и, дождавшись, когда хватка ослабнет, отплыла подальше и нырнула.
Ганс, до поры до времени старавшийся прикинуться не то корягой, не то тиной болотной, нетерпеливо завозился. Темноволосая русалка, недовольно зашипев, покрепче обвила его своими холодными, как у лягушки, конечностями. Всеми. Включая хвост. Даже если это и не конечность.
Гретель достала из порядком опустевшего кошелька еще одну монетку и повертела ее в руках, наблюдая, как алчно наблюдает русалка за игрой света на ее поверхности. Ганс что-то прохрипел, в очередной раз погружаясь в воду по самое не балуй. Русалка, чуть ослабив хватку, довольно хихикнула ему прямо в ушко, но отпускать явно не собиралась.
Время шло. Ганс дрожал в объятиях темноволосой сельди от холода, голода и желания сдохнуть.
Гретель тоже нервничала, но старательно делала вид, что жизнь прекрасна.
Блондинистая курва, уплывшая на поиски волшебного слова возвращаться не желала...
И вдруг у самого берега тихо, почти без всплеска, вынырнула очаровательная девичья головка. Судя по виду - довольная собой до невозможности. На шее у нее поблескивало монисто из наспех набранных на нитку монет. Русалка небрежным жестом откинула назад волосы, открывая вид на лебединую шею, украшенную такой красотой, и, не заметив на лице Гретель и тени удивления или зависти, обиженно швырнула на берег два бутылька - красный и синий - а затем развернулась и, взметнув хвостом тучу брызг, уплыла по своим делам - хвастаться перед товарками новым приобретением.
Гретель, мысленно призвав на блондинистую голову все казни египетские, торопливо подхватила красный бутылек, игнорируя синий, и, с трудом откупорив, вытащила свернутую в трубочку бумажку, на которой красовалось волшебное слово. Первое из тех, что им предстояло найти.
За спиной кто-то ругнулся и принялся барахтаться в воде. Гретель обернулась и увидела братца, с немым укором наблюдающим за ней. Русалка, до этого ласково напевавшая ему что-то, теперь хохотала и то и дело норовила защекотать бедолагу, честно старавшегося не ржать, чтобы не наглотаться воды.
- Глушилос динамитос, - безжалостно выплюнула Гретель давно заученное заклинание.
Русалочий визг и ярко алая вспышка дезориентировали бедного Ганса, но тем активнее он замолотил по воде руками и ногами, пока кто-то добрый не ухватил его за ворот рубашки и не потащил в сторону берега.
В этот раз они направились по широкой дороге, ведущей к возвышающимся на горизонте скалам. Бодрый Ганс, все еще мокрый, с противно хлюпающей в сапогах водой и квакающей где-то под рубашкой лягухой, усадил сестрицу на спину своего боевого коня, которого тащил на поводу. Тоскливый путь в неизвестность он (Ганс, а не конь) скрашивал песнями, плясками и бородатыми анекдотами.
Какое-то время дорога тянулась ровной стрелой, пока не добралась до мрачных отвесных скал, меж которыми принялась петлять как пьяный вусмерть сосед дядя Вася. Деревянный конь жалобно скрипел и цеплялся колесами за камни и выбоины - качество ужасающе желтой дороги оставляло желать лучшего. Наконец, дорога уперлась в устрашающего вида пещеру. Над входом нависали острые, больше похожие на клыки зубцы, словно и не пещера это вовсе, а чей-то приглашающе распахнутый зев.
Ганс прекратил грызть обломок меча-леденца и с тоской посмотрел на сестру. Гретель же, вздохнув, соскочила с коня, поправила юбки и с видом настоящей покорительницы пещер всех форм, размеров и степеней заселенности монстрами направилась в пещеру. Ее братец нехотя потрусил следом, тягая за собой подпрыгивающего на неровностях и пугливо скрипящего коня.
Чем-то нестерпимо завоняло.
- Ганс! - Возмутилась Гретель.
- Это не я, - с видом оскорбленной невинности уверил сестру юный рыцарь.
Короткий кишкообразный тоннель вывел ребят в просторную пещеру, по стенам которой кто-то навесил магических светильников самых разных форм - здесь можно было увидеть и каменные, словно выдолбленные прямо в стене светильники устрашающего дизайна, и легкие, ажурные, покрытые лепниной и толстым слоем позолоты. У дальней стены на огромном каменном ложе стоял богато украшенный затейливой резьбой и каменьями ларец. Его охраняли три нескладных уродца с непропорционально длинными руками. Гретель поежилась, разглядывая маленькие головы, лишенные даже намеков на лица. Порядком перетрусивший Ганс боязливо жался к коню и нетерпеливо дергал сестру за рукав, нашептывая ей на ухо, что пора бы и честь знать: поглядели - и будет с них.
- Ты рыцарь или кто? - Возмущенно прошипела Гретель, - Мне за тебя стыдно.
- Рыцарь, - тяжко вздохнув, согласился Ганс и тут же добавил, - Но жить так хочется, сестрица, а сражаться с... этими - не очень, если честно.
"Эти" вдруг вздрогнули и как по команде повернули головы в сторону ребят. Из широких беззубых ртов высунулись глазастые языки. Раздался угрожающий рык. Юный отрок всхлипнул и попытался позорно бежать из пещеры. Если б не конь, о которого он запнулся, ему бы это удалось, а так... пришлось отступать ползком, дрожа как осиновый лист и поскуливая от саднящей боли в разбитых коленках. Девица же, охнув, швырнула в ближайшего к ней наляпа мешочком с золотом. Тот саданул уродца по единственному глазу и с размаху впечатался ему в голову. Наляп завопил. Да так, что у Гретель заложило уши.
Ганс громко читал молитвы, изредка сбиваясь на проклятия и трехэтажные ругательства, и под прикрытием своего верного деревянного коня как мог отбивался от наседавших на него наляпов. Но те как будто и не замечали жалких попыток юноши размазать их по стенке топорным и обычно действенным Гробулисом. Вместо оторванных конечностей тут же вырастали новые, а дыры в их плоти зарастали быстрее, чем Ганс успевал проорать следующее заклинание.
- Мы все умрем, - обреченно взвыл парень и приготовился уж было к красивой смерти с мечом-леденцом в руке, но крик Гретель заставил отвлечься от столь грустных мыслей. Он готов был кому угодно продать, подарить или даже подкинуть тяжелое бремя сказочного героя, но, как назло, ни одного претендента на эту роль рядом не оказалось. Нужно было бороться. Бороться!
Ганс, едва не пропустив тяжелый удар, тут же пнул ближайшего наляпа под колено, проскочил под рукой у второго и, нагло пользуясь медлительностью обоих, резво поскакал на выручку сестре.
- Эй, ты, меднолобый! Прекрати обижать девушку, чудище безмозглое! Сражайся со мной!
Кто бы что ни говорил, но сейчас рыцарь Ганс был смел и прекрасен. И пусть голос его дрогнул, когда оскорбленный истукан вдруг взревел и попер на него в атаку, но зато и Гретель смогла улизнуть. И, пока ее братец, бегая по пещере кругами, квадратами и даже треугольниками, отвлекал на себя внимание монстров, тенью скользнула к ларцу. Крышка откинулась нехотя, с громким надсадным скрипом. Девушка настороженно покосилась на рычащих наляпов, но те были слишком заняты безуспешной погоней за шустрым и потому неуловимым мальчонкой, да и слух у них оставлял желать лучшего. Хотя обидные ругательства, щедро раздаваемые Гансом, они слышали прекрасно. Возможно потому, что парнишка орал так, что порой заглушал даже рев самих наляпов.
Гретель, не теряя времени, ухватила одиноко лежащую на дне ларца бумажку, скользнула по ней взглядом и, подхватив по пути кошель с деньгами, ринулась к выходу. Потрепанный Ганс, лихо ткнув одному из наляпов в глаз огрызком меча, махнул на прощанье рукой и, ухватив верного коня за повод, что есть духу припустил следом за сестрой. Наляпы, тяжело переступая, пустились вдогонку за ворами, но куда им до шустрых ребят, во весь опор несущихся по петлявшей как стрелянный заяц дороге.
Прежде, чем свернуть на еще неизведанную правую дорожку, брат с сестрой долго переводили дух, сидя у дорожного камня. От наляпов они оторвались, но кто мог гарантировать, что обиженные монстры не пустятся за ними по следу? Гретель первая поднялась и, волоча за руку упиравшегося братца, потащила беднягу туда, где наверняка обитали цыгане, охочие до чужих коней.
Дорога из порядком надоевшего желтого кирпича привела братца с сестрой в лес, где с дубов-колдунов облетала листва, а сосны и ели кидались в редких путников шишками, белками и прочим мелким зверьем. Сама же дорога (а теперь уже скорее тропинка), попетляв какое-то время меж деревьев, совсем затерялась в траве, лишь изредка дразнясь желтыми бликами своих кирпичей, то и дело мелькавших здесь и там. Но пытка бездорожьем, характерным для российской глубинки, наконец, закончилась и вывела ребят на широкую поляну, посреди которой возвышался огромный, в человеческих рост, гриб невозможно лилового, в голубую крапинку, цвета. На грибу возлежал старый бородатый лешак, лениво жующий кусочек своего ложа. Дедуля внимательно следил за приближающейся группой юных вандалов, успевших напакостить в его владениях, а теперь вот густо краснеющих и смущенно шаркающих ножками.
С виноватым видом Ганс протянул лешему обгызенный кусок меча-леденца и пробормотал что-то традиционное про век, зиму, а потом, чуть помявшись, от себя добавил извинения за шум и причиненные неудобства.
- Ну? - Скрипучий голос лешего был строг, а тяжелый взгляд уже просверлил у Ганса с Гретель в голове по дырке, - Чавой-то приперлись? Зверей мне распугали. Хулиганье... Ежей зачем пинал, охальник?
Парнишка что-то смущенно пробормотал, развел руками и пристыженно умолк, с надеждой покосившись на сестру. Гретель очень вежливо, но крайне настойчиво потребовала у Хозяина леса волшебное слово. Леший задумчиво повертел в руках меч-леденец, осторожно лизнул его, удовлетворенно хмыкнул, но отвечать на вопросы закипающей девицы не спешил - уж больно забавно девчонка сердилась.
На удивление ловко соскочив с гриба, дедуля неторопливо обошел детишек, подошел к Гансову коню и долго осматривал его со всех сторон, изредка горестно качая головой и что-то бормоча себе в бороду. Рыцарь заметно нервничал, но молчал, наблюдая за тем, как леший поскреб лошадиную спину, где затейливым шрифтом было выжжено "Мастерская папы Карло".
- Коня оставьте и можете идти, - сказал, наконец, леший, отдавая девице бересту с нацарапанным на ней словом и уже размышляя о том, как бы отвадить проклятого Карло от своего леса. А то повадился, гад, деревья направо и налево рубить, да буратинок со свистульками в массовом порядке стругать. Эдак скоро волшебных деревьев тут совсем не останется - одни грибы галлюциногенные. Да и на те уже гусеницы-переростки из страны Чудес зарятся. Наркоманы чертовы...
- Кев, - поспешно пробормотала Гретель, перехватив задумчивый взгляд лешака.
Ганс же, услышав про коня, побледнел, упал на колени и, воздев руки к небу, дурным голосом завопил:
- ЗА ЧТОООО?! Почему ты забираешь его? Не-е-е-ет!..
Леший, удивленно покосился на рыдающего рыцаря, катавшегося по земле и в истерике сучившего ножками.
- Ганс, ну, не плачь - я куплю тебе нового, - пообещала Гретель, безуспешно пытаясь поднять на ноги вконец расклеившегося братца.
- Но я хочу этого, - капризно заявил парнишка и, надув губы, вцепился в конячий веревочный хвост.
Леший, собравшийся уж было по тихой грусти увести конягу, сердито дернул за уздечку и, нахмурившись, протащил коня с прицепившимся к нему мальчонкой через всю поляну. Гретель безуспешно пыталась отодрать братца от игрушки.
Вдруг из маминой из спальни, кривоногий и хромой... нет, не надейтесь, Мойдодыр живет далеко от волшебного леса и местных зверюшек своей кривоногостью не распугивает.
Но на поляне вдруг появилась, грозно сверкая слюдяными глазенками, самая настоящая лешачиха. Уперев руки в крутые бока, поросшая мхом старушка с морщинистой, как кора дерева, кожей пришла на поляну и навела шороху.
Гретель охнула и отпустила ногу брата. Ганс выругался и, резко присмирев под тяжелым взглядом лешачихи, отпустил конячий хвост и замер, распластавшись на траве как дохлый осьминог.
- Ты обедать идешь? - Проскрипела старуха, грозно зыркнув на своего лешака из-под кустистых бровей. Бородач как-то резко осунулся и, разом превратившись из Хозяина леса в какого-то забитого мужичонку, покорно потрусил в лес, уводя с собой деревянную лошадку.
Лешачиха же цыкнула на завозившегося Ганса, чем ввергла его в неописуемый ужас, и только после этого, тяжело переваливаясь, скрылась в чаще.
Последние метры до двери пришлось бежать - едва Гретель с Гансом доползли до камня-указателя, как на прямой как стрела дороге показались три уродливые фигуры. Они медленно и тяжело бежали, от их поступи сотрясалась земля и трясся Ганс. Его сестрица, прикинув что-то в уме, вовсю неслась к одиноко торчащей средь поля двери, криками подгоняя брата.
У двери оба судорожно копались в ворохе бумажек с нацарапанными на них словами.
- Руки, руки... Почему тут одни сплошные руки? - В панике кричал на сестру Ганс, с ужасом наблюдая за медленно, но верно приближавшимися фигурами.
- Тихо, - резко оборвала его Гретель и долго рассматривала бумажки, словно гипнотизируя, пока, наконец, ее лицо не прояснилось, озаренное какой-то догадкой.
Ганс, поскуливая от страха, рыскал поблизости в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать как оружие.
Кто-то победоносно взревел.
Нет, это были не наляпы, хотя они почти нагнали детей.
Гретель, хищно оскалившись, воздела руки к небу и уверенно произнесла:
- Рука руку моет.
Ничего не произошло. Дверь не открылась, не рухнула, не взорвалась, не исчезла...
Совсем рядом победоносно взревели уже наляпы.
Кажется, заплакал Ганс.
Гретель, нахмурившись, подергала дверь. Не поддалась.
Гретель рассерженно пнула ее, вымещая злобу за все, что с ними тут приключилось.
Дверь приоктрылась с тихим скрипом.
Рядом победоносно взревел Ганс.
Не долго думая, ребята толкнули дверь и, ворвавшись внутрь, как можно быстрее навалились с той стороны, отгораживаясь от тягот этого иллюзорного мира.
Дверь дрогнула. С той стороны разочарованно взвыли наляпы.