Какое сознание - такие и иллюзии! Совершенно сказочные, да.
Милости просим в наш тяжелый графоманский сон...

А злую каргу нашли звери в лесу –
С веревкой на шее и кексом во рту...
Повесилась с горя.

Пройдет много лет, и Ганс, уже седой как лунь, с улыбкой вспомнит тот веселый вечер, когда они с сестрой, по глупости (и с голодухи!) съели столько мышьяка с тортом, сколько хватило бы, чтобы истребить уйму крыс! Но вместо того, чтобы долго и мучительно помирать, корчась в агонии, они, как ни в чем не бывало, терзали рояль, который нашли в кустах рядом с домом, и до полуночи горланили похабные песни, совмещая языческие песнопения с танцами в духе народов ЮАР.
Кажется, потом они с Гретель пытались поджечь несносную старуху, скормившую детишкам это кулинарное безобразие, украшенное горой взбитых сливок не первой свежести... Но отсыревшие спички лишь бессильно чиркали вдоль запальной полоски, не горя желанием помочь юным инквизиторам. Пришлось вспомнить старые дедовские методы и повесить ведьму на ближайшей березе - да здравствует мыло душистое и веревка пушистая!

"Вдыхая мыла аромат,
Отправишься ты, ведьма, в ад!" –
Кричали дети.

Тут Гансов голос сорвался на хихиканье. Так могла бы смеяться старая ржавая калитка, если бы у нее вдруг нашелся для этого крайне мерзенький повод. Эти скрипучие звуки все нарастали, концентрировались... и в конечном итоге оборвались приступом удушающего кашля - не стоило парнишке смеяться с набитым пряниками ртом.

Но, кажется, мы не с того начали.
Начнем сначала.
Жили-были Ганс и Гретель...

Они были с детства бедны, голодны,
Видали по жизни немало беды.
Несчастные дети!

И мачеха им досталась весьма каноничная - злобная и до жути коварная. Это ж надо было додуматься до такого извращения, чтобы послать бедных деток в заколдованный лес искать подснежники. Ну, или еще чего - Ганс как всегда прослушал, а Гретель даже не потрудилась запомнить. Но это и не важно, главное, что теперь они шли по лесу, вяло переругиваясь и в целях укрепления братско-сестринских отношений кидаясь друг в друга сухарями, выданными им на дорогу.

Вот тут очень кстати пришелся б стишок
Про пряничный дом. Не так ли, дружок?
Но тут его нету.

На опушке старого, мрачного и крайне таинственного леса, над которым день и ночь носились темные облака самого зловещего вида и будто слышался фатальный вой оголодавших вервольфов, в натурально пряничной избушке - с витражно-леденцовыми окнами и политой шоколадной глазурью крышей - жила-была ведьма.
А может и не жила. Так, влачила свое жалкое существование.
Она влачила его и днем, и ночью, и утром, и вечером... Изредка, впрочем, уставала тягать его на собственном горбу и, прислонив к стенке, отдыхала, разбавляя серые ведьмины будни шабашами и полетами под луной в голом виде.

Вот к жилищу этой самой ведьмы и вышли утомленные дальней дорогой детишки. И с ходу принялись выколупывать разноцветные драже, украшавшие узорчатые карамельные наличники. Ну, ведьма, будучи дамой гостеприимной и до детишек охочей (среди каннибалов тоже, знаете ли, гурманы попадаются), тут же пригласила незваных гостей в дом на чай с позапрошлогодними плюшками. Усадив щуплых детишек за стол, ведьма принялась откармливать бедолаг тортом, буквально пропитанным мышьяком - семейный рецепт!
Но мышьяк почему-то подействовал только на Ганса - правда, на манер снотворного. И вот пока Гретель, широко открыв глаза, смотрела на громко храпящего брата (впрочем, не забывая доедать остатки неожиданно вкусного бисквита), старуха (а вы не смотрите, что она так молодо выглядит - пластическая хирургия и не такие чудеса творит!) начала напевать: "Спят усталые игрушки, Гансы спят..." После чего колдунья невозмутимо развела костер прямо посреди домика, удовлетворенно посмотрела на плавящийся карамельный пол (видимо, любила детей в карамельном сиропе), и, схватив отважно храпящего Ганса в охапку, бросила в костер. И вот пока братец Ганс летал во сне среди облаков, а наяву летел в костер, Гретель, отличавшаяся умом и сообразительностью, обдумала все варианты действий и остановилась на самом логичном варианте: она завопила (ибо так поступают все воспитанные барышни) и бросилась к ведру с водой, стоящему в углу избушки. Она не знала, как так получилось, но на секунду ее перстень - единственный подарок отца - раскалился, и вода, разъяренным драконом взвившись под потолок, грозным потоком обрушилась на враз потухший костер. А Гретель так и застыла в углу избушки, смотря на отплевывающегося и ругающегося брата.
Ведьма, восстав из карамельной лужи, которая натекла еще от жаркого пламени костра, а теперь медленно но верно застывала, вскинула руки в каком-то уж шибко неприличном жесте: "Да я вас с землей сровняю!"
Но так и не сровняла. То ли заклинаний не знала таких, то ли страшные слова застряли в горле вместе с кексом - Ганс, будучи спасенным сестрой от незавидной участи, уже успел очухаться и совершить контрнаступление, закидав старушенцию пряниками и кексами, коих здесь было в изобилии.

Тут и сказочке конец. Тем более, что и дверь - огромная такая, в рост человека печенюха, щедро политая шоколадной глазурью и чуть присыпанная кокосовой стружкой - распахнулась в приглашающем жесте. И детишки, набив карманы трофейными карамельками и пряниками, радостно убежали в закат.

Сбежав от злой бабки, брели через лес.
В зубах по печеньке, в глазах - интерес.
Все живы - и ладно.

А ведьму нашли потом звери в лесу –
С веревкой на шее и кексом во рту.
Так ей и надо!