Хорошие художники копируют, великие художники воруют.
До великости мне, конечно, далеко, но тем не менее пру всё, что вижу. А что не вижу — краду на ощупь, а потом искренне верю в то, что придумала это сама.

И вообще я к тому, что, дорвавшись, наконец, до любимого девианта, так напиталась вкусными картинками и всяческими рисовашками, что меня пропёрло вдруг на еженощное (днём Рысень так занят, так занят...) бумагомарательство. Но я — это я, поэтому не могу просто так возюкать по бумаге тем, что под руку попало. Мне надо возюкать основательно так. И чтобы сразу тридцать три варианта одного и того же. И чтоб различались они сущими мелочами, которые я так люблю, так люблю... А потом эти варианты обяязательно-преобязательно нужно доделать. Потому что они ни разу вот не идеальны. И при этом испортить всё то, что самой же в них так нравилось. И снова переделать, потому что видно же — лютейшее гуано. Только на удобрение и пускать эту лажу.

Жизнь — боль, в шкафу тролль, и руки все какие-то карандашные.

пы.сы.А тут ничо не видно, но это какбэ переделанная переделка, которую я снова переделаю. Но уже завтра. Или послезавтра. Или послепослезавтра... А сегодня Рысенька во мне требует нормального человеческого сна.